— Самого настоящем. Вот того, что приходил когда ко мне, Степана, что на гармонии играл песни. Ну, так вот его. Сестра его служила здесь в лавочников, недалеко. Ну, служила, ничего. А в лавушника сынок, по вине за слово, распутник на весь мир. Начал чипляться к девушке. И так и сяк — не помогает. Тогда она к брату. Тот пошел поговорить. Не знаю, сам там не был, как они говорили, Сонька-горничная росказувала, в скамейке это было. Только, говорит, что бы он ни сказал, а то сынок ему: «врешь, такой-сякой, ты с мазепинцами дела водишь, мазепинские книги читаешь, тебя в тюрьму за это одправить нада». А лавушник — кацап такой, что из самых лапацонив. Здесь же в лавке и товарищи его, сынка, хулиганы на весь мир. Ну, Степан — парень горячий. Говорит Сонька, покраснел, рассердился. Я, говорит, мазепинец, и на своей земле, а вы чего пришли сюда и нас обижают. Гнать, говорит, вас сцюдова надо. Ну, один здесь, конешно, бах его. Степан ему, а второй как схватит бутылку с пивом, и по голове. Степан упал, а они тогда давай его бутылками, и еще не было, а как вот разобьется бутылка и острое стекло, так они тем стеклом ребром прямо в глаза. Разорвали так, что только волосы и усы видно, а то все мясо и кровь. Вот такая стория!
— И умер тот Степан ?! — вскрикнул Сергей.