Никодим довольно засмеялся, — зато он знал.
Вадим как раз был в сей разговоре. Он понял мать, но ничего не сказал Никодиму.
Он также стал молчаливым и мало куда выходил. Саламандра целыми днями слышала, как он шел из угла в угол по своей избушке. Если бы она не догадалась давать ему часть своего обеда, он так и питался бы только чайом и той гнилой колбасой, что она покупала ему в лавке утром и вечером.
Он и не писал теперь ничего, только ходил и ходил. А когда она словно о чем-нибудь входила к нему в дом, он останавливался и странно молча смотрел на нее. НЕ сердито, а не хмуро, а так, словно чего-то искал на ней, словно впервые видел и внимательно рассматривал. Саламандра в сердцах вплоть дверью стучала, исходя от него. А он еще скорей ходил по комнате.
— Одного же день вдруг сказал ей:
— Я, Варвара Геннадиевна, знаете, свой урок бросаю. Больше не буду ходить.
— А жить с чего будете? — строго ответила ему Варвара.