Женским глазом она давно заметила, что на гимнастерке у него, на том клешнюватий руке, прожжено темным кружком рукав (видимо, когда-то упала искра с плиты или сигареты). И вот он сам, грубо, неумелой рукой по-мужски наложил заплату и зашил дырку крупными стежками, да еще и толстой рыжей нитью. Хотела сказать: «Давай, добрый, я вам по-человечески залатать». А потом спросить прямо: ну чего вы сами? Чего бездельничают? Неужели никогда не щемило вам сердце, не томилось, а не тянулись к кому на муку?
Нетяга Черкес, хоть и сидел к ней спиной, будто ловил на себе ее взгляд и ее мысли. Он крякал, еще больше хмурился и грозно впивался взглядом в доску; он все сосредоточен на Павлику, на шахматной баталии, гримкотив: «А я вас слоном, а я вас бивнями!» Он сыпал теми начхозивськимы шутками, и даже Павлик подводил на него брови: что-то слышалось в Черкесов голосе, в его шутках ненатуральное. Как человек хотел заглушить в себе другой голос или от чего-то отмахнуться.