И вдруг он услышал неописуемое желание пойти домой и лечь там. Больше ничего, только домой, где так тихо, где он может сделать мертвую тишину, где толстые ковры и массивные портьеры, через которые не доходит так, как здесь или в «гнездышке», грохот с улицы, где ходят над головой люди , которых не имеешь права остановит. Лечь там у себя на диване и лежат, лежат, отдав измученные щемящая нервы свои теплым волнам тишине.
Можно позвать Галю с гитарой. Она сядет в ногах у его и тихо играть ему, напевая что-нибудь старое и сентиментальне. Незамысловатая ее игра, незамысловатый пение ее, но так сладостно отдыхать под эти простые звуки. Незамысловатая и сама Галя, но так тепло, спокойно и уютно становится на сердце, когда она немного робко, немного с деланной наивностью, но с искренним обожание смотрит ему в лицо и быстро говорит о простых, спокойные Ричи. Она не ставит никаких надрывая душу вопросы, не шарпа нервов неожиданностями, перерабатывать мир. Она знает, что будет женщиной, матиррю, знает свои обязанности и не делает из этого драмы, не говорит даже об этом. То же, что она говорит, можно слушать ли слушать — как хлопанье ручейка в лесу в летнюю жару, когда так сладко лежат, прижавшись щекой к свежей травы. Лопочет себе ручеек, то весело и звонко рассказывает, а что он там рассказывает, Бог с ним, не хочется вслушаться.