А мать задыхалась от глухого сдавленного в груди рыдания, и губы, все лицо ее типалися и перекашивались от слез. «Сын, я не знаю, как ты будешь жить. Ты с детства был летун, ты земли под собой не слышал. За полдня ты облетал реку, пруд, сады и говорил мне, что и ночью тебе снятся крылья, как у молоденького стрижка. Ты и во сне над нашим щелочью и ивами летал…А теперь как претерпишь, как жить, висел в кровати, в холодных досок? «
Она этого не сказала сыну, она проглотила все то с горячими слезами, а ему сказала:
— Ничего, ничего, Павлик, может, тебе еще отпустит. Я врачей позову, а как надо, то и бабу Щуриху, говорят, она травами, зеленью всякие болезни лечит.
Утешала, пробовала обнадеживать сына, хотя сама думала: «Где там! Какое здесь зелье поможет? Было у тебя одно зелье, женщина, — глядеть своего сына, когда здоровый бегал …»
Но горе горем, а надо как-то жить, стягиваться на хлеб.