Средь бела дня страшно, жутким голосом закричал горе человеческое у соседей. Плакала Вустя, обливались слезами ее дети. Павлик мученическим взглядом попросил мать: пойди посмотри — что там? Может, помочь людям надо. А в устах похороны, только похороны страшные, таких не было в деревне: убило двух сыновей, пасли лошадей в степи, а прятать нечего, ни пылинки от их тилечок не осталось — яма. Составила Вустя на чистую доску картуз, штанишки, стоптанные сандалики, все то, что нашла дома от своих двух мучеников, и вместе, стулившись вместе (а Вустя рыдала и приговаривала к сандалики, фуражки, штанишек), с причитаниями понесли доску на кладбище .
Павлик видел: пришла мать домой будто с тенью смерти за спиной. Закрыла окна плотнее. И кивнула на грубую, где висела Павлика грамота. Сын понял. Ту грамоту прислали ему из Киева, на ней была звезда и два круглых позолоченные портретики — Ленин и Сталин. А слухи носились в селе такие: стреляют! За книги, за