— Верю, папа, в Единого, Всемогущий Бога.
Трофим Петрович пустил голову на подушку и закрыл глаза. Лицо его стало странно-спокойным, а также гримаса рот не казалась брезгливой, а только скорбной. Круг глаза легла тень умиротворенносты и теплого отдыха.
Вадим же все сидел в той же позе, боясь рухнутись.
В этот момент скрипнула дверь и в дом с горшочком в руке вошла Елена Ивановна. Увидев Вадима, она сделала испуганно-радостные глаза, заволновалась, заторопилась и, когда ставила на стол горшок, слезы уже текли у нее по щекам.
Вадим осторожно встал и пошел ей навстречу. Она обхватила его выше локтей руками и, плача, пришлась головой к груди его.
— Ну, что же вы, мама? Чего плакать? — мягко, подождав немного, сказал Вадим и посмотрел на отца. Но тот так же тихо и спокойно лежал, только глаз открыл.
Елена Ивановна сейчас же затихла. Одхилившись и вытирая хвартухом глаза, она с печальным укором проговорила:
— Что плачу? А как же нам, сын, не плакать, как ты так с нами поступаешь? Как же ты мог так, что не пришел вчера? Ждали тебя, ждали, думали, думали, передумали. Уже так и решили, что забрали тебя вновь. Отца бы хоть, сынок, пожалел, по его подумал. Он что с ним сделал, всю ночь не спал, так переволнувався… Вадим вплоть бросился весь.
— Господи Боже! Я не думал… А вот недостаток…
Но отец не дал ему договорить. Только Елена Ивановна начала о его говорить, как он замычал и с неожиданной силой и недовольством выкрикнул:
— Нет… НЭП-Авда!