Но оберет, уже совсем слепой от накурено дыма (они вдвоем палили сигареты), от хохота, от хаоса в голове, от невыносимой ядовитой завесы, ломился сквозь амбразуры, через колючую проволоку, в пропасть, и тянул за собой Павлика. А Павлик тоже был как в лихорадке, не понимал, не понимал, над которым он обрывом повис.
Никто из них и не слышал, как слегка приоткрылась дверь и заглянула в дом закутанная в платок белокурая Зинка. Она прижимала к груди маленькую макитерку, еще теплую; то она принесла Павлику хорошо поджаренной картофельной бабки да еще и на густой соевом масле, которую они выменяли у немцев. И вот Зинка стала и оторопело хлопала глазами что здесь происходит? Полно дыма в доме, один немец хохочет и пыхтит сигаретой, а второй пригнулся над лавой, уставился на Павлика, будто хочет проглотить его. И когда Павлик в том же лихорадочно азарте воскликнул: «Амба, капут вам, фрицы!», — а за спиной хохотнул тот с повязкой, оберет вдруг подскочил, скрипнул зубами и выхватил пистолет…