— Вы, Климчик, знаете, просто невозможен господин! Ваша мягкость, довирчивисть пришествии доводят меня до умиления. Вы страшно верите самому себе, вам кажется, что в вас все влюбленные. А пришествии, Климчик, ей богу, этого не бывает. Вы ошибаетесь. Ну, идите же к Стельмашенко. Клим вздохнул и покачал головой.
— Вы меня все не понимаете… Ну зачем такие крайние выражения и подозрение. Вот вы все же думаете, что я влюблен в вас. То-то-то, а сами что говорили? Нет, извините, тут уж не одкрутитесь. Ишь какая! А здесь, Рино, ей богу не то. Найсерйознище. Совсем-совсем не то. Здесь инче. А что, не скажу. Заинтересуйтесь… Ну, чего вы какая нынче такая… особенная? А? Юрасика ждете? Не придет, не придет… Слушайте, Рино, простите, заранее простите, а только я вам теперь уже вполне серьезно скажу: оставьте вы этого паничика. Ну зачем он вам? Даю слово, абсолютно объективно говорю. Даю слово, Рино… Между инчим, вы замечаете, что я очень часто говорю ваше имя? А? Замечаете? .. Ну, не буду… А о Юрасика буду и буду… Оставьте его, Рино. Или пусть женится. Пока же эта канитель будет? А?