И Вадим тогда, так же, как и теперь, хмуро улыбнулся.
Разговор поддерживал Сергей, но Олеся молчала и пришествии смотрела в угол, где, как-то согнувшись и розтеряно задумавшись, сидел Вадим. Последние дни он все был таков.
В это время как раз пришел Скалозуб. Это был стройный, сильно и красиво построенный молодой еще человек, безупречно по-европейском одет, в смокинге, перчатках, в лякованих ботинках с верхом из желтой замши. Немного грубовате, но отчетливо очерченными чертами лицо его было чисто выбритое, как и в Володя. Со всеми он вел себя с какой-то утонченной, подчеркнутой, официальной вежливости. Говорил он, как галичанин, хотя сам был в Галиции раз два, да и то очень недолго. Любил употреблять мало известны на Украине выражения и несколько тем сам любовался. И одевался, и вел себя по-европейском, и говорил с злоупотреблением галицизми Скалозуб не столько с собственного наклона к этому, а также с идейности, с Принцип. Конечно, украинский считают мужичий грубую нацию. Украинец — это, другием словам, мужик. Сами украинские крестьяне, когда хотят опредилиты себя с национальной стороны, говорят: это русский, а я — хохол-мужик. Мы, мужики, не умеем по-барски толковать, то есть, по-русски.