Но говорилось это как-то для Рины необычно-сухо, что даже Гомункулюс с спрятанным удивлением смотрел на нее.
Однако Юрий не удивлялся, — это, собственно, и был найпоганчий знак.
Заговорил и Степун. Он принципияльно был единомышленником Гомункулюс. Эти новые выдумки каких там исканий пролетарской этики, эстетики только ослабляли силы, которые надо было все концентрировать на определенных пунктах. Но теперь он говорил мягко, миролюбивый, стараясь змьягчиты то отрицательное решение, которое, он знал, вынесет организация. Степун згожувався, что протестовать надо, но как? Не так, в любом случае, чтобы тем протестом разбить себе лоб. Он также, как и Гомункулюс и Арина, не касался факта издевательства над Мань, — из уважения и жалости к Соромця.
Витой нетерпеливо и предлагал просто голосовать. Взгляды сторон известны, отношение сложилось уже давно, чего там какие-то дебаты разводить!