И каждый раз я с любопытства прислушиваюсь к себе: чего во мне при звуках музыки рождаются образы детства? Чего я сейчас же вижу то, о чем никогда не думаю? Или тайга встает передо мной, в те времена, когда душа моя была полна холодного, морозного, как чистый нетронутый снег, восторга. Небо зеленоватое-желтое, ровное, и на нем четкая, Изгрызенные линия леса. Стою на полянке и слушаю, как падает сухой снег с мохнатых веток елей. Чего это? Музыка дает высшее блаженство, чувство величайшего счастья. Значит, самое большое счастье — детство? Чистый восторг пустынности? Не понимаю.
Но ноги мне сладко болели, я закрываю глаза и слышу, что они горячие, словно у меня высокая температура или я сейчас заплачу. И боюсь, что кто-то войдет или Олеся встанет и подойдет ко мне. Боюсь, что я ей что-нибудь скажу такое, от чего она пренебрежительно забросит голову назад, покраснеет и, выпрямив и так свой равный состояние, легко и молча пойдет