Сидели они вдвоем на скамье, окутанные сумерки, густым зелеными листьями шелковицы. День был для Черкеса длинный, хлопотный, полный всяких размышлений и видений. Несли его в небо, на утесе и камни не только гондола, но и собственное сердце. Страх и замирания, растерянность, буря мыслей, стыд и стыд за себя: «Лучше провалиться, исчезнуть с такой неуклюжестью или взять и сказать:» Тасю, послушай меня…»
Однако он нашел мягкую, объездную дорогу:
— Тасю, послушай, я прошу тебя: отдай мне Павлика, хоть на лето…Здесь нам обоим так хорошо: и присмотрю его, и супа какого наварю, и майструватимемо вдвоем, и ребята прибигатимуть. Поверь, я все обдумал. А ты с работы заходить сюда, к нам, на когда-то, может, обед готовыми, а то и просто отдохнешь душой…