В щелк приплюснутого глаза Ленька увидел грозно топорщатся деду усы, веером торчат рыжеватые над-бровки. В Ленькины горле залепетала:
- Ой, не бу-буду! Ой, отвечает пу-стить!
- Молчат! - струсонулось воздуха. Леньке сразу онемели.
Дед взял Муху за повод, пленного - за шиворот и потащил их вглубь сада. Кобыла немного упиралась, а Ленька - куда там! - и пальцем боялся пошевелиться, семенил послушно за сторожем. "Что он сделает со мной? - дрожал каждой жилкой. - повесить на груши или бросит в трясину? .."
Привязал Муху, дед толкнули мала до шалаша. Поставил полное ведро груш, оперся на Мотыга и приказал:
- ешь!
- Ой, не буду! - видзеленькав Ленька зубами. Под кустом деда бровей блеснули холодные родничка.
- ешь, говорю тебе!
Примочуючы грушу слезами, Ленька начал есть. Терпко свело ему рот, не было сил ни жевать, ни глотать. Едва домучили первую грушу. Ткнула голову в ведро, чтоб отдохнуть.
- ешь! - снова послышалось страшное слово.
После третьей груши напала икота. Только в рот - как дернет то за кишки, вот-вот вывернет все внутренности. Муха, несмотря на Ленькины муки, жалобно заржала. Арба же стоял неподвижно.
- Дедушка, родной ... Не могу ...
- А воровать - можешь?
Еще перековтнув Ленька несколько груш. Гадкий месиво застряло в горле, глаза полезла на лоб.