А полковник с оледеневшие неприступностью вытянулся в дверях и показал рукой (в перчатках!) Какой-то тайный знак: три оттопыренные пальцы:
— Драй партий!
Ага, он хочет реванша. Избитым не позволяет ему честолюбие идти и ложиться спать. Такой вципенилий, замкнутый вид, будто он поставил на карту смерть или победу самого фюрера, не меньше.
Что-то неладное увидела мать в его побелевших, нервно расширенных ноздрях, в его сжатых тонких губах, какое плохо скрытое кипения, беспощадную ярость. Она заступила дорогу:
— Нет, нет, хватит! Мальчик франк
— Я буду играть, мама! Пусть не думает ли он, что все становятся навытяжку и дрожат перед ним…Гут, гут, хорошо, садитесь, — быстро показал Павлик на скамью.
Льдина, айсберг в зеленом мундире вернулась корпусом, села и с холодным видом застыла. Перчатки — из рук, картуз свой — на скамью.