Вот что ее удивляло: когда она заходила в дом (а Черкес почти всегда сидел на стуле, играл ли что-то скреб с Павликом), сидел спиной к ней, однако он сразу как-то сникал, голову втягивал в плечи. Не то что смущался или терялся, а будто хотел стать незаметным, меньше. Бросал ей через плечо: "Здравствуйте!" -и втуплювався в книгу или в доску, но и игра у него шла плохо и фигурки сыпались вниз. Он, кажется, обходил ее, хотел не замечать, быть дальше, чем она его сковывала.
Байдачный готовила полдник, подавала сыну и приглашала гостя:
- Садитесь к столу. Вместе поужинаем.
Это "поужинаем" и еще "вместе" так озадачивало его, что он скорее хватал свой картуз со скамейки и сказал: бегу, спасибо, позарез некогда! Однако она видела, как у него вспыхивали уши и на рябому лице все смешивалось бурей: страх, улыбка, трепет виспинок, что темнели и словно розпикалися к сизого жару. Байдачный пожимала плечами и улыбалась: двухметровая солдатина - и вскакивает, как в лесу от волка. Неужели она такая страшная?