- А то, что не вторым. Один лентой мне преподносит, второй заряжается, а я ноги разбросал, глазом к прицельной планки и строчу. Понял? Так вот. Бросили нас на прорыв в глухие леса, и мы так рванули с батальоном вперед, что нас отрезали, окружили с флангов и еще километров на пять загнали в свой тыл. И в снег нас вбили. Три месяца мы лежали, как снопы, в метровых сугробах; ни голову поднять, ни закурить - бьют прямо в лоб! А морозы пекут, градусов сорок. Кони у нас замерзли: где окоп, там и туша чернеет, прямо перед носом у нас. И мы лежали и ели сырую конину, эту мерзлую. Ну, ясно, в животах у нас духовые оркестры играют. А дальше я так воевал, Павел: наступают бело-фиины, так я ударю по ним из пулемета, а потом полу шинели отринь - и как дам шрапнелью...
Павлик зачмихав, ладонями закрыл себе лицо, и глаза весело поблескивали в те щели между пальцами. Кто знает, догадывался он, что все это Черкес рассказал для того, чтобы немного развеселить его. А солдатские шутки, они всегда с перцем и хорошо подсоленные. Однако Павлик запротестовал, сказал, что