Дней четыре, а то и пять Черкес к ним не заходил. И мать, как никогда добра и грустно-внимательная, топталась, суетилась возле Павлика: поменяла постель, белой глиной помазала грубую, попыталась даже его покупать (и намучились оба, потому что не подвести его, ни посадить в корыто). Мать суетилась, а он за всем видел что-то другое: будто прячет она глаза, никак в покое-ить себя, приглушает в себе вину. Он что-то разгадал, и то еще больше ад, беспокоило ее.
Уже скупаний (и намучений купанием), он лежал бессильно раскинув руки. Но своего угла молча, пытливо он ловил ее взгляд, будто хотел заглянуть в самую душу. Затем остановил ее: