В минуту Ленька стоял во дворе дяди Шумило. Рубашка Разорванное, руки залиты кровью. Выскочил из дома Григорий. (Ох, и неосторожной «Пещерник»!).
— Лень, где это тебя?!
Услышал о старом — качнулся со стоном сел, стекле щив руки на голове и застыл на месте.
— У-у-умм, отец … Сколько муки из него? ..
Он плакал. Глаза были сухие — две горящие угли, но судорога исказила рот, и глухой Безмолвный плач давил его. Поднялся старческой обмякший, с опущеннымы веками.
— У меня есть немного ячменя. Для дела берег, — и вынеся из сарая небольшую сумку. — хороши, возьми … Вам нужнее …
С утра до вечера Гудель в селе немецкие машины. Растолоклы пыль на дороге, перетерли в Мелкий порошок. По каждым грузовиком тянулись длинные хвосты бурой пыли. Казалось, пылало степное село, черным дымом стекала земля.