Дорогу на Знаменку расквасило основания. На рассвете, пожалуй, прошли машина и подводы, они оставили винтовые канавки, по которым сейчас текла в балки взвешенных рыжеватая вода. По серой пеленой дождя не было ни степи, ни железнодорожной насыпи, который должен был быть где-то справа (там трудно прогремел эшелон, наверное товарный). Лишь изредка, и то если поблизости, Саша видел в пашни черные, обкуренные дымом коробки немецких танков или развернуты глыбы дзотов. Уныло маячили в густой мгле разбиты и покарьожени гиганты — бензобаки.
И скрипов, моросил, моросил дождь.
У Саши заныла правая щека, от холода постреливали в десны. Он думал, чтобы быстрее дойти до Знаменки, найти строительное училище (а где оно, кто знает, у военкомате сказали — по каким-то бараком) и там согреться, просушить одежду. Он увидел себя, мокрого и в болоте до ушей, увидел, как это он заходит в чужой дом, а там полно чужих людей, и все смотрят, перешептываются, допрашиваются … Ему страшно стало за себя, и он с тревогой подумал, как же он будет жить в городе, и или стачатиме пайки в день, и где он будет зарабатывать копейку, чтобы и матери высылать, потому что он, Саша, теперь один кормилец в нее.