— Серьезные дела делаются, — ухильчиво ответила Арина, — поэтому и серьезная.
Степун внимательно, коротенькими взглядами осмотров ее и Юрия.
— Ну, тогда есть законная причина.
Но он все же исподлобья еще раз оглядел Рину. К Рины он относился с особой симпатии, страшно пристально спрятанной, застенчивой, с нарочитой грубоватостю, но так неумелого, трогательно наивно прикрытой, что Арина порой просто хватала его за лохматую, с круглой лысинкой, голову и горячее целовала. После этого дедушка Степун долго был красный, стыдливо шутил, утирался своей газетой-платком и дышал, словно выбрался на седьмом этаж. Когда Рины почему-то не было на собрании, Степун говорил мало, задумчиво рисовал что-нибудь своим желтым карандашом и к делам относился с таким вниманием, словно боялся, что без Рины никто ничего не сможет сделать.
Пришествии вплоть докучал своим повторением: «Да не забудьте, товарищ». Когда же была Арина, он тоже не говорил много, но не рисовал, не имел настороженности в глазах;
время вид в его был, как у отца, который сидит за чайом среди доброй, милой семье.
Оглядев Рину, Степун с кряхтинням виняв массивный, с монограммами, Портсигары и начал закурювать.