Модест остановился и снова закрыл лицо руками. Зинаида Васильевна не перешкожала ему говорить: пусть выговорится, легче будет…
— Ну, пусть так! — поднимая голову, продолжая он. — Пусть педерастия, течка любовников, скетингринк, рестораны, вино, пусть это постепенность, идейность, пусть, хорошо, пусть так. Но тогда уже не может быть инче постепенностью. Нет, у нее все вместе, все что хочешь. Нынче педерастия, завтра религия, утром астрономия, вечером семья, через минуту уже семья — мещанство, педерестия — гадость, религия — глупость, снова через минуту все это поэзия, проблема. Что ей в данный момент вигиднище, то и хорошо, то и хорошо! Долг, обязанность? Это мещанство. Теперь эти слова старые, не способны ни к чему. А здесь же кричит: «твой обоьвязок заботиться, чтобы семья твоя не голодала, я жена твоя, ты должен уважать меня». Голова кружится. Бывают пройти, когда хочется просто порубить ее на мелкие куски. Нет, правда: долг — это подлая, гнусная вещь! Если бы я не считал обязательным жениться на этой твари, я бы полжизни себе и другим спас.