тобой, не отойду, глаза не сомкните, охранять твой сон и покой, поверь мне, Павлик…
Слипала вкручена лампа, и мать сидела сгорбившись, а в ней все то давнее, из молодых и девического, понемногу тлел, перегорали, вгорталось горьким холодным пеплом. Едва ли не впервые такая тяжелая туча, как на старость у людей, навалилась ей на сердце.
Здесь же на скамье, прислонившись к стене, она немного задремала. Проснулась от тревоги: что с Павликом, как он, жив? Вплоть тошнило ее от тупого гула, от жара в голове. Взглянула на окно — утро. Лампа начадила, все стекло затянула дымом, и погасла. А сын…Он лежал, как и вечером, на спине и спал, или просто притих, напрягшись, чтобы не шевелиться. Глаза у него провалились и затянулись желтыми звосковилимы веками. Вплоть постарел за ночь.