— Я знал, что он кем-то таким станет. У него была очень сухая безжалостная рука. Он когда здоровался с нами, мальчишками, или говорил с кем, то брал того вот так, выше локтя, и сдавливал, словно клещами. Не хотел, а сдавливал. И глаза у него были сухие, с потайным блеском. Его, говорят, сильно били в детстве, отец злющий был и пропащий пьяница. Оно, пожалуй, с того пошло…
Мать знала, что Павлик своим тихим сосредоточенным взглядом присматривается к людям, видит в них что-то непростое, усыпленное, то, что не каждому заметно. ей самой порой становилось не по себе от его прозорливого взгляда: все до крошки он замечал, ничего не утаишь. И она боялась за него, вспоминала всякую всячину (а мало ли услышишь от старых женщин!) И умоляла судьбу, чтобы дала ему здоровья и отмеряла хоть каплю счастья…