Рабочие сразу услышали во мне что-то не совсем обычное. Я остро чувствовал на себе их бдительны, критические и насмешливые взгляды, которыми они водили с крестьянской отвертостю по моим лице, руках, ногах, все. Я знал заранее, что белые и небольшие руки, не мужичье лицо должны вызовам в них всякие подозрения. И поэтому сейчас же предупредил их, громко заявив Гандзи, что я служил до этого за писаря, так что, видимо, забыл работу, то чтобы на меня не очень сердились.
И представь себе: это сделало совершенно неожиданное мной впечатление. Я, придумывая этого «писаря», по теории вероятности и по теории классовой борьбы, надеялся, что «писарство» мое должен вызвать со стороны рабочих как враждебное, то холодное отношение. Но получилось совсем не так: услышав, что новый друг был за писаря, рабочие прежде всего перестали так пристально и насмешливо Обзор меня — им стало ясным и понятным то, что казалось ранище странным. А потом, как-никак, а писарем был! Раз пошел такой человек в сокровище, значит, не пренебрегает простыми людьми, а кроме того, имеет серьезную беду, — не бедствия никто в сокровище не пойдет.
Даже Гиндза понял, что от мужчины в таких обстоятельствах нельзя требовать чего-то необычного.