Огонь разгорелся, весело гудит в плите. Скоро полетел в доме благодатный дух тепла, угарного дымка из-под конфорок, а еще — вишневых веток, Которые набухали в котелке на горячей паре. И чужая женщина начала оттаивать. Заблестели мелкие капельки воды на ее оттопыренные платке; мокрым пятнами взялось пальто и узелок в ее руках; целая лужа воды натекла на лежанку от снега и льда, понамерзалы к ней. Ожившая женщина и чего насторожилась, прыгнула голову и как-то странно, будто вглядываясь в то вещей и сокровенное, уставилась длинным, немного жутким взглядом в наше окно.
— Горит, — сказала глухо и здавлено.- Пожар небесный. Птица Симург огонь несет на крыльях. Все сожжет перьями своим красным — дома и снега, и лески, и окопы их Дьявольская, а не уйдут они, постигнет их наказание, змеев окаянных. Видите, горит! — Она ткнула пальцем в нашу замерзшее окно и умолкла.
А мы с матерью переглянулись: уж морозом повеяло от женщины. В ее голосе, в скрюченные пальцах было что-то темное с ночи, от холода, с неприкаянных скитаний в снег и сугробах, то-страшливе, будто НЕ от здравого смысла.