— Дай то Бог… Пора уже ему в свет выходит. А то стыдно с людьми говорит о сыне. А сколько в самих войны было за эту революцию.
— Ну, старуха, было то было, — перебил Антон Антонович. — Теперь же видишь сама, кустюм который на нем, наш Гвоздилин такого нет… хе-хе-хе… Слава Богу говори, а ты старое вспоминаешь. «Кто старое помянет, тому глаз вон»… Правда, Николай Антонович?
Николай Антонович, видно, был не совсем доволен беседой. Посмотрев на часы, он вдруг встал и сказал:
— Ну, папа, мама, я должен попросить у вас прощения, сейчас начнут збиратись люди, и неловко вам здесь быть… Я завтра забегу к вам, или лучше вы зайдите, и мы поговорим как следует.
Родители торопливо встали и начали одеваться. Варвара Кондратьевна хотела что-то сказать сыну, но Антон Антонович то необычно для его сердито прикрикнул на нее, и она замолчала.
— Да я завтра забегу, — следуя родителями до порога, сказал Володя. — Вы в «Рязанских номер»? Хорошо, я забегу.
Когда они вышли, Володя чего злобно швырнул на пол кучу газет с дивана и со всего размаха лег на нее. Сриблюк, видно, сначала чувствовал себя немного неловко, но быстро пришел к своему нормальному состоянию нащупывая уважности, уступчивому предупредительности и слишком бодрости.
Он сел в ногах Володя и ударил его рукой по колену:
— Ну, найяснищий господин редактор, как там с девушкой Валей? Придет она нынче?
Водосвятськиы отодвинулся к стенке и ничего не ответил. В глазах ему было плохо и холодное поблискування.