— черкесы — хрипло сказал Павлик (он как-то внезапно почувствовал себя в чем взрослее, старше Черкеса) .- Я не хотел этого говорить вам, но вот скажу. Слушайте: я вас люблю, Черкес.ьЛюблю вас, слышите! А на самодельной гондоле…Ну что ж, я и так много летаю, птицы мне снятся, лошади на крыльях…Вы добрый, вы лучший для меня в мире, вот!
Черкес не вернулся к нему, еще больше ссутулился. Не хотел, чтобы Павлик увидел, как закипели слезы в его глазах. Затрясло, оглушило его слово «люблю». И еще сказанное здесь, в этом дворе, где он был пидпичним подонком, сиротой и где бухала ему ночью пещерная топор…
Быстро стемнело.