Но этот вечер будто специально сложился мне с рижних казусов.
На подвирри рыбацкие, перед дверью той же кватиры, с которой выбрасывали Саламандру, вновь стояла небольшая кучка людей и зазерала в окна дома. Говорили они шепотом и робко.
Я хотел подойти ближе, но в сей миг из дверей кватиры вышел Степка. Студенческий картуз, как перевернутая подставка бокала, торчал у него даже на затылке. Маленькие, паршивые, как две белые вши, глазки злобно и тревожно шевелились.
— Я вам покажу! — останавливаясь на пороге и говоря так, чтобы было слышно и на улицу. — шантаж здесь мне заниматись? Я двадцать четыре часа в тюрьму одправлю. Сволочи паршивые! Тоже, знают, куда стрелять.
Я подошел еще ближе и заглянул через плечи людей в помещение. У стола сидела худенькая девочка и пальцем, составленным углом, вытирала глаза. Возле нее стоял старенький человечек с розтеряним, испуганным лицом и не мигая смотрел к двери, — пожалуй, на Степку. Здесь же, у девочки, закрыв лицо фартуком, согнувшись на стуле, плакала какая-то женщина.