— О-о-ший шо-Овик? — спросил отец, кивая на письма.
Вадим подошел и сел на кровать.
— Хороший, папа… Вы знаете, о чем он пишет. Мама говорила? Ну, вот… Буду иметь заработок. Двадцать пять рублей в месяц. Все же что-нибудь.
Отец трудно пидтвердливо качал головой.
— А-а, а-а… — что-то говорил он.
Вадим одмитив, что нынче он далеко хуже понимал отца, чем в тот вечер.
— Теба… Оше… дать ужбу… Не бе-и…- поднял, увещевая, палец старый. — не доб а УжБА…
— Тепа хочет дать службу? — переспросил Вадим. Отец покачал головой.
— Мне.
— А-а, а-а… Не бе-и… Бог им… Ионом буть… Вадим не понимал.
— Иона?
Трофим Петрович хотел объяснит рукой, затем вновь напряг рта и горлом сказал:
— УжБА… ионська…
— шпионские?
— А-а, а-а…
Вадим улыбнулся, вспомнив вчерашний разговор.
— Не бойтесь, папа, не возьму…
— Илья не т-ЕБА сваиться ину… — сказал отец.
— Нет, я ссорится не буду… Бог с ней. Зачем? Она, видимо, сам не понимает. Дума, что служба хороша… Желая мне добра, дает… Разумеется… Нет, я не буду ничего… Я скажу, что подумаю, а потом найду иную работу, и времени не будет.
— А-а, а-а, — пидтвержував отец ласковым качанием головы.
Но вдруг как-то дернулся, икнул и с ужасом открыл глаза, блеснув красновато-синей банькой. Рука его крепко впилась в край стола и дыхание стало частым.
Вадим, схолоднившы, поспешно обнял отца, как будто защищая от незримого, неизвестного ему врага.
— Что вам, папа? Что такое?
Отец беспокойно водил головой и стонал. Затем пустил все тело на руку Вадима и прохрипел:
— А-и…
— Лечь, папа?