Что ж, рано оторвала от себя сына, теперь не пеняй, женщина, терпи: трудно сомкнуть давно разрезанные половинки…Был теплый вечер, где-то на выгоне пели девушки и скрипели гармошка «Ойру» (ах, как Таська бегала когда-то на те вечера , примкнув маленького сына в доме на щеколду!). А теперь она открыла окно — пусть немного выветрится из комнаты застоявшийся душнувате воздух — и, справившись с домашней работой, подсела к сыну. Хотела не только поговорить, хоть перемолвиться словом, загладить свою вину, ибо сейчас получалось так, что Павлик сам и сам лежал, маялся в углу, и все еще их разделяла какая-то прохладная предел.
Подсела, и Павлик встретил ее, как он часто делал сейчас, длинным, пытливо-внимательным взглядом, будто хотел прознаты, выведать у ее глазах что-то скрытое, тайное.
— Мама, садись поближе. Давай я тебя научу играть в шахматы. Это не так сложно. Смотри…
— Да что ты, сынок? Где там с моими граблями! С девства я греблась в горячей соленой рапе и в черной земле, видишь, какие у меня пальцы стали — шурпакы…