Они зарылись в сено, каждый отдельно, каждый со своими мыслями. Григорий вновь увидел перед собой длинный путь, по которому брели они вчера; вспомнилась ночь, тихие улочки Компанеевкы, больница. Лидо, как ты себя чувствуешь? Если бы ты рядом была, а не угнетала бы его одиночество, а не раздражали бы пустые разговоры. Была бы общительный общность, душевная теплота и нечто более значимое, серьезнее.
Время для ребят НЕ делился на дне и ночи. Был собачий холод, постоянная темнота, и только там, внизу, жизнь шла своим чередом. Когда под ними наступала тишина — значит, ночь, эсэсовцы уложились спать; грохот, хохот, гелготня напоминали им, что пришло утро. Ребята старались говорит шепотом, днем лежали неподвижно, пока терпят спина, и в одиночку разминалы тело — подтягивались на перекладине. Малейшая неосторожность — и звук, усиленный пустой, звонко одгукувався внизу. Надо бежать из этой ловушки — это было ясно. Но два обстоятельства задержали их на чердаке. В Гриши открылись раны, обмороженная кожа трескалась и облазила; хоть дядя и Антон получил какую-то мазь — зудящих